О советско-японской войне периода Второй мировой войны мы знаем совсем немного. О японских военнопленных в Советском Союзе — почти ничего. А между тем до сих пор работают заводы построенные пленными японцами, стоят дома ими возведенные, еще живы тысячи советских японских детей. Изредка, на просторах бывшего Союза, встречаются совсем в неожиданных местах, скромные памятники умершим пленным японцам. С годами информации об этом больше не становится. Поэтому для сохранения памяти о судьбе давно ушедшего поколения постараемся кратко восстановить подвергшиеся забвению страницы истории.
История пленения
26 июля 1945 года в рамках Потсдамской конференции была опубликована совместная декларация от имени правительств Великобритании, США и Китая с требованием и условиями капитуляции Японии. 8 августа 1945 года к декларации официально присоединился Советский Союз. Ее девятый пункт гласил «Японским вооруженным силам после того, как они будут разоружены, будет разрешено вернуться к своим очагам с возможностью вести мирную и трудовую жизнь…». Выполняя обязательства перед союзниками, СССР 8 августа 1945 года, через час после официального объявления войны Японии, начал наступление Красной Армии в Маньчжурии. А уже 15 августа 1945 г. был объявлен императорский рескрипт о капитуляции Японии на условиях Потсдамской декларации.
На момент капитуляции из 7-миллионных вооруженных сил Японии основная их часть находилась за пределами метрополии. Поэтому большая часть армии была разоружены американцами и гоминдановским Китаем и к 1946 г. отправлена в Японию. Примерно 600 военнослужащих были осуждены за преступления (в соответствии с п.10 Потсдамской декларации), совершенные в отношении пленных или гражданского населения на оккупированных территориях. Около 200 человек из осужденных были казнены в различных странах.
Японские солдаты сдают оружие советскому офицеру. 1945 г.
Полковник РККА с капитулировавшими солдатами 88-й японской дивизии в районе Котона. Август, 1945 г.
Принятие капитуляции на японских складах. г. Фусинь, Китай, сентябрь, 1945 г.
16 августа 1945 года японские войска на территории Маньчжурии, Северной Кореи, на Южном Сахалине и Курильских островах начали капитуляцию перед Красной Армией. Но боевые действия на отдельных островах длились до 5 сентября, где по не знанию японцев о капитуляции, а где по упрямству отдельных командиров. В общей сложности в советский плен попало более 600 тысяч военнослужащих японской армии. Пленные подразделения Квантунской армии направлялись в созданные советскими военными властями, сборные и приемные пункты, фильтрационные пункты и фронтовые лагеря военнопленных. Больные и раненные были помещены во фронтовые госпитали. В этих учреждениях военнопленных допрашивали, заводили на них соответствующие документы, здесь же фильтровались и отсеивались те из них, кто был заподозрен в совершении воинских преступлений, в том числе против китайцев и монголов.
Японские военнопленные в лагере. Маньчжурия. 1945 г.
Пленные японцы в Маньчжурии, 1945 г.
Командование Красной армии и руководство НКВД предполагали поступление японских военнопленных по результатам наступления, однако на такую численность, да еще и появившуюся за весьма короткий срок не рассчитывало. В результате командующие армиями вынуждены были выделить армейские подразделения для обустройства дополнительных приемных лагерей, создания их администраций, обеспечения охраны и жизнедеятельности военнопленных. Естественно, для их обустройства не были заранее заготовлены строительные материалы, топливо, продукты питания, медпрепараты и другие средства. Поэтому для лагерей использовались приспособленные помещения и палатки. Зачастую они располагались и под открытым небом. Санитарный и температурный режим не соблюдался. Часть военнопленных получила простудные заболевания, на этой почве участились инфекционные заболевания. Буйствовал сыпной тиф. Из советских воинских частей была изъята часть полевых госпиталей, медико-санитарных батальонов и рот и направлена для нужд военнопленных. В лагерях пленные были распределены по подразделениям, а японские офицеры и унтер-офицеры поддерживали дисциплину и соблюдение лагерных порядков. Ежедневно проводились утренние и вечерние проверки наличия людей. Велся учет больных и умерших.
Отметим, что сами японцы не считали себя военнопленными, а считали сложившими оружие согласно условиям капитуляции и ожидали отправки в Японию. Более того, они считали, что советские лагеря, для них обеспечивают защиту, от китайцев, которые немало пострадали от японцев за время оккупации, и при любой возможности не упускали случая отомстить.
Однако, вопреки Потсдамской декларации, Государственный комитет обороны принимает постановление № 9898-сс об этапировании «около 500 тысяч японских военнопленных» на территорию СССР. Предписывалось «перед вывозом военнопленных японцев на территорию СССР, организовать рабочие батальоны численностью 1000 военнопленных каждый. Исполнение обязанностей командиров батальонов и рот возложить на лиц низшего офицерского состава японской армии». Причины такого решения до сих пор неизвестны, хотя в них можно найти и политические, и экономические, а также личные амбициозные мотивы Сталина. Во всяком случае, советские идеологи и их сегодняшние последователи до сих пор вразумительного объяснения найти не смогли.
Фронтовой лагерь для японских военнопленных в Муданьцзян. Маньчжурия, 1945 г.
Колонна пленных японских солдат на улице Харбина. Сентябрь, 1945 г.
Отправка пленных в СССР велась из фронтовых лагерей, где формировались побатальонные этапы военнопленных.
Таким образом, из 639 635 пленных, на месте боев были освобождены 62 245 человек, 15 986 человек умерли от ран, голода и холода во фронтовых госпиталях, 12 318 человек были переданы правительству Монголии. Оставшиеся 549 086 человек осенью 1945 года были вывезены на территорию СССР. В пути по различным причинам умерло еще 6 345 человек. Среди пленных оказалось 163 генерала и 26 573 офицера.
Колонна японских военнопленных. Владивосток, 1945 г.
И хотя СССР не подписал Женевскую конвенцию, вывезенных японцев считал военнопленными и выборочно применял к ним ее положения. Японцы же, себя относили к незаконно интернированным. Такой же позиции придерживалось и правительство Японии тогда, и сегодня. С тех пор, этот вопрос так и остался протиречивым и неразрешенным.
Лагеря военнопленных
Японских военнопленных размещали в специальных лагерях Главного управления по делам военнопленных и интернированных ((ГУПВИ) МВД СССР, которое было сформировано еще в 1939 году. Около 70 тысяч пленных направили в отдельные рабочие батальоны (ОРБ), подчинявшиеся Министерству вооруженных сил.
География распределения военнопленных японцев в СССР была чрезвычайно широкой. Было создано 71 лагерное управление для японских пленных в 30 регионах Совестного Союза. Так, например, первые партии японцев были распределены следующим образом. В Приморский край было направлено 75 тыс. чел., в Хабаровский край – 65 тыс. чел., в Читинскую область – 40 тыс. чел., в Иркутскую область – 200 тыс. чел., в Бурят-монгольскую АССР — 16 тыс. чел., в Красноярский край – 20 тыс. чел., в Алтайский край – 14 тыс. чел, в Казахскую ССР – 50 тыс. чел., в Узбекскую ССР – 20 тыс. чел. Были японцы и в Подмосковье, и в Норильске, и в Харькове, и в Уфе, и в Казани, и в Омске, и во Владимире, и в Иванове, и в Тбилиси.
Лагерь японских военнопленных в Находке. 1950 г.
Каждое лагерное управление включало в себя многочисленные лагерные отделения. Кроме того, существовали и так называемые «командировки» – небольшие группы военнопленных, работающие отдельно от основных лагерных отделений. В составе каждого лагерного управления имелся оперативно-чекистский отдел с антифашистским отделением, отделы охраны, режима, учета, политически отдел и т.д. В свою очередь, в лагерных отделениях были инструкторы по антифашистской работе, инспекторы по учету личного состава. Работали в лагерной администрации и переводчики японского языка. Использовались они главным образом в оперативно-следственной работе, а плохо знавшие язык – в учетных отделах. Учетные отделы следили за перемещением военнопленных, вели учет умерших, о чем регулярно доносили в областные, краевые и республиканские управления внутренних дел. В систему лагерей входили и специальные госпитали, лазареты и оздоровительные отделения для военнопленных. Лагерные отделения, в силу различных причин перемещались: кто за новой стройкой или строящейся дорогой, а кто и вследствие вымирания или репатриации контингента.
Следует отметить, что готовых лагерей к приему японских пленных было недостаточно. Примерно третью часть их создавали в спешке на пустом месте. Зачастую сами пленные и строили себе жилище, поначалу землянки, а затем бараки.
Для встречи военнопленных с поездов, областные управления НКВД выделяли специальные группы уполномоченных оперативников, которые пресекали мародерство конвоя, противодействовали продаже и обмену обмундирования японцами на продукты питания и табак. В связи с тем, что японская униформа не была рассчитана на холодный климат, военнопленные, распределенные в такие районы, оказались практически раздетыми. Так, из прибывших в Хабаровский край 71% японцев были одеты в шинели, 50% не имели свитеров или телогреек, 78% носили меховые ботинки, не приспособлены к снежному покрову. Поэтому руководство лагерей запросило выслать для обеспечения военнопленных 75 тысяч полушубков, 75 тысяч валенок, 50 тысяч телогреек, 50 тысяч ватных брюк.
Высокопоставленные японские военные сразу отделялись от основной массы, их не отправляли на хозяйственные работы, а содержали отдельно, как военных преступников. При этом специалистов по разработке вооружений и тех, кто занимался исследованиями в сфере оружия массового уничтожения, отобрали для продолжения научной деятельности в «шарашках» (научных учреждениях в системе ГУЛАГа).
Подавляющее большинство военнопленных были в возрасте от 20 до 40 лет. Около 40% из них по происхождению были крестьяне, процент рабочих достигал 30%. В плену оказались люди самых разных гражданских профессий – учителя, продавцы, железнодорожники, писари, священники, агрономы, повара, строители, связисты, механики, сварщики, шоферы, топографы, счетоводы, врачи, рыбаки, банковские служащие, садовники, фармацевты, парикмахеры, лесорубы, шахтеры, моряки и т.д.
Больше всего военнопленных японцев было занято в лесной промышленности – 26,1 %, в горнодобывающей отрасли работало около 23,5 % от общего числа военнопленных, в сельском хозяйстве – 12,2 %, в машиностроении – 8,3 %, в промышленном и гражданском строительстве – 8,3 %, в отраслях оборонного комплекса работало около 0,07 % военнопленных.
Скудный паек, убогие жилища, отсутствие лекарств, изнурительный и непродуктивный ручной труд — все это привело к повышенной смертности «контингента» зимой 1945–1946 гг. 80% из умерших в плену японцев приходится именно на эту зиму.
Жизнь и работу военнопленных в лагерях, медицинское обслуживание и т.д. регламентировали нормативные документы НКВД, предусматривающие практически «райские» условия для японцев. Однако, для выполнения большинства из них на местах просто не было реальной возможности.
Рраспорядок дня лагерного отделения выглядел следующим образом.
- Подъем – 6.00
- Перекличка – 6.30
- Завтрак – 7.00
- Вывод на работу – 7.30
- Обеденный перерыв – 14.00 –15.00
- Окончание работы и ужин 19.00 – 20.00
- Вечерняя поверка – 21.00
- Отбой ко сну – 22.00
Однако это было в большинстве случаев лишь на бумаге. Практически везде рабочий день равнялся 12 часам, с редкими выходными, а прием пищи был двухразовым – утром и вечером.
Нормы продуктового обеспечения определил соответствующий приказ НКВД СССР от 28 сентября 1945 г. Ежесуточный продуктовый набор по норме №1 выглядел так: хлеб – 300 г, рис – 300 г, крупа или мука – 100 г, мясо – 50 г, рыба – 100 г, жиры растительные – 10 г, овощи свежие либо соленые – 600 г, мисо (приправа из бобов) – 30 г, сахар – 15 г, соль – 15 г, чай – 3 г, мыло хозяйственное – 300 г на месяц. Для военнопленных, занятых на тяжелых физических работах в хозяйственных органах и лагерях, нормы по сахару и овощам увеличивались на 25%. Дополнительные нормы хлеба и риса выдавались им в зависимости от выполнения производственных норм. Выдача хлеба и риса увеличивалась в одинаковых количествах: при выработке 50% установленной нормы – на 25 граммов, при выработке от 50 до 80% установленной нормы – на 50 граммов, при выработке от 101% и выше установленной нормы – на 100 граммов. Безусловно, продуктовые наборы для больных, находящихся в госпитале, а также для офицеров и генералитета были повыше.
Японцы на кухне. Постановочное фото политотдела.
Опять же это было на бумаге. Причем так хорошо и так много всего, что 90% населения Советского Союза в то время такого рациона в глаза не видело. Да и солдатский паек был поскромнее. Утвержденные нормы должны были обеспечивать 3500 тысячи калорий на каждого едока в сутки. По факту – и до 2500 тысяч не всегда доходило. Естественно говорить о соблюдении всей номенклатуры продуктов, утвержденных нормами, не приходится. Того же риса в СССР были крохи. Но главная проблема заключалась в другом. Далеко не всегда военнопленные получали даже причитающиеся им продукты в необходимом количестве. Во-первых, продукты доставлялись крайне нерегулярно и не в полном объёме. Во-вторых, воровало лагерное начальство. И лишь к середине 1947 года снабжение лагерей продуктами стало улучшаться. Да и то в основном за счет создания в лагерях подсобного хозяйства, где выращивали овощи либо разводили скот.
По нормам на одного человека полагалось 2 кв. м. жилой площади. Офицеры жили в отдельных бараках (если позволяли условия), старшие офицеры имели отдельные комнаты. В бараках посередине в проходе стояли железные бочки-печки для обогрева, а вдоль прохода сплошные двухэтажные пары. Каждому военнопленному полагался полный комплект зимней и летней одежды и обуви, белье, постельные принадлежности. Известны случаи, когда пленным японцам выдавали трофейную немецкую униформу и лишь при репатриации переодевали в японскую. Старожилы из мест японских лагерей рассказывают, что японцы зимой ходили в изношенных полушубках и суконных красноармейских буденовках. В летнее время самураи предпочитали ходить в своей форме и брезентовых тапочках на деревянной подошве. Некоторые щеголяли в кирзовых сапогах, выменяв их у охранников или местных жителей. Особенно любили японцы русские телогрейки и фуфайки: лагерное начальство даже награждало ими особо отличившихся пленных.
Внутренняя организационная структура контингента японских военнопленных была установлена следующим образом: батальон, взвод, рота, отделение. Как правило, это были старые армейские подразделения и командовали ими их же офицеры. По баракам военнопленные размещались повзводно или поротно. В лагерях негласно существовал свой собственный японский штаб и строго соблюдалась иерархия, принятая в японской армии. Такие «вольности» допускались лагерным начальством умышленно, поскольку заботы поддержания дисциплины и порядка перекладывались на самих военнопленных, администрация лагеря лишь осуществляла общий надзор. Похоже, что эта система была успешно позаимствована из системы лагерей ГУЛАГа.
Наказания, применяемые к военнопленным, регламентировались дисциплинарным уставом Красной Армии. Начальник лагеря имел право: объявить выговор перед строем на поверке; объявить выговор в приказе, подвергнуть простому аресту с содержанием на гауптвахте до 20 суток и строгому аресту до 10 суток. Кроме того, он мог лишить военнопленного, совершившего проступок, права переписки на срок до двух месяцев или права пользоваться деньгами на тот же срок. Военнопленные, которые регулярно нарушали режим, «имели склонность к побегам» или неблагожелательно отзывались о советском строе, направлялись в штрафной батальон. Штрафников направляли на самые трудные участки работ, лишали добавочных норм питания и переписки. Для наиболее злостных нарушителей режима в штрафных подразделениях существовал карцер. А при систематических отказах от работы военнопленные могли быть привлечены и к уголовной ответственности Все дела о преступлениях, совершенных военнопленными, рассматривались военным трибуналом по советским законам.
Как правило, лагеря военнопленных были обнесены забором с колючей проволок, охрана размещалась на сторожевых вышках и КПП. Первоначально военнопленных охраняли со строгостью принятой в ГУЛАГе. В зависимости от условий работы и возможности побега, выставлялась и охрана на объектах труда военнопленных. Например, на лесозаготовках отряд военнопленных в 50-70 человек, на работы водило двое охранников. Бежать -то некуда было. Со временем режим содержания японцев стал смягчаться, они получили возможность относительно свободно передвигаться по поселкам, общаться с местным населением. Хотя полностью охрана не снималась никогда.
Труд и быт в лагерях
Главным назначением многотысячной армии японских военнопленных было использование ее как дешевой рабочей силы. Военнопленный был обязан не только возместить своим трудом стоимость содержания в лагере, но и приносить доход государству. Подневольный или принудительный характер труда военнопленных определялся тем, что:
а) работать заставляли;
б) условия труда и оплату (или ее отсутствие) безраздельно определял заставляющий;
в) уход с работы или отказ от нее не допускался мерами физического принуждения и угрозой применения наказания по советскому законодательству.
50-я и 52-я статьи Женевской конвенции запрещают использование военнопленных на работах, имеющих военный характер или назначение; угрожающих здоровью или опасных. Однако, эти статьи в СССР попали разряд игнорируемых. Поэтому военнопленные и трудились, в основном, на таких запрещенных работах. В частности в Хакасии они работали на черногорских угольных шахтах, таежных лесоповалах.
Выполнение работ пленными регламентировалось «Положением о трудовом использовании военнопленных» принятым НКВД 29 сентября 1945 г. Труд вменялся в обязанность всем рядовым и унтер-офицерам, которые таким образом возмещали расходы на своё содержание. В свою очередь, администрация лагерей должна была обеспечить максимально эффективное использование контингента, дабы компенсировать государству расходы на содержание лагеря. Создаваемые в каждом лагере врачебно-трудовые комиссии определяли категорию трудоспособности военнопленного на основании состояния его здоровья. Определённые к 1-й и 2-й категориям (годились для тяжёлой и средней тяжести физической работы) привлекались к труду на промышленных объектах и строительстве, тогда как контингент 3-й категории выполнял обязанности лагерной обслуги.
На деле же, повседневная жизнь японцев не всегда выглядела так гладко, как на бумаге, что объяснялось финансовыми трудностями и необустроенностью лагерей, особенно в 1945–1946 гг. Уже в 1947 году условия труда японских военнопленных были близки к условиям, в которых работали и советские граждане.
Вышеуказанное Положение определяло и размеры денежного вознаграждения, и иные способы поощрения военнопленных (лучшие условия проживания, первоочерёдное обеспечение одеждой и др.), а также меры наказания за невыполнение норм выработки, небрежное отношение к работе либо её срыв (от объявления выговора до передачи, провинившегося Военному трибуналу). Сотрудники производственно-плановых отделов лагерей комплектовали рабочие бригады, обеспечивали их инструментами, отвечали за использование работников в соответствии с их квалификацией, предоставляли в бухгалтерию сведения о трудовой выработке, следили за результатами выполнения плановых показателей и т. д. Согласно Положению оплата труда ограничивалась 150–200 рублями в месяц, а на добыче угля ограничений по оплате не было. Это позволяло улучшить питание посредством покупки продуктов военнопленными в точках Коопторга при лагерях. Покупали нелегально продукты с одеждой и у местного населения.
Поначалу организация трудовых процессов находилась на крайне низком уровне — отсутствовали нормальные производственные условия, с наступлением зимы не были созданы обогревательные пункты, у военнопленных не было одежды и инструментов, а несоблюдение требований техники безопасности вело к высокому травматизму.
Высокий процент смертности японских военнопленных на территории СССР обуславливался различными факторами, среди которых и упомянутое выше некачественное и скудное питание, суровый климат, тяжелая работа вдали от родины без всякой надежды на лучшее. Японцы также погибали в результате несчастных случаев на производстве и в быту. Процент погибших от травм колебался от 2,7 % до 8 %, в зависимости от опасности производства. В среднем, от травм погибло 5,1% военнопленных. Самоубийства составили малую долю смертей, – примерно одно самоубийство на 100 погибших человек, т.е. 0,7-1,1 %. Их всплеск пришелся на начало 1946 года, когда многим стало ясно, что не выжить. Погибали японцы и во время несчастных побегов.
В процентном соотношении смертности «первенствовало» лесное хозяйство – 30 % от всех умерших в СССР японцев приходится на эту отрасль. В горнодобывающей промышленности умерло 23,2 % военнопленных, в сельском хозяйстве – 15,1 %, в машиностроении – 9,6 %. Высокая смертность среди военнопленных была в энергетике, где умер каждый шестой японец, на нефтедобыче и в оборонной отрасли – каждый пятый. Наименьшая смертность была у тех, кто работал на ремонте железнодорожного оборудования и механизмов – здесь умер лишь каждый девяносто восьмой военнопленный, на строительстве судоходных и ирригационных каналов – каждый сорок второй.
За все время в лагерях умерло 39 738 японцев или 7,2% от общего количества, попавшего в Советский Союз. Эта цифра в два раза меньше смертности пленных с Восточного фронта, которая составляла 15%. И это определялось не только ненавистью к немцам, и более лояльным отношением к японцам. Во-первых, показатель сильно подкачала смертность немцев, выходцев из Сталинградского котла, из которых выжило около 7 %. Во-вторых, питание одного японского военнопленного обходилось бюджету почти в два раза дороже, чем питание военнопленного немецкого солдата. Так японский пленный до сентября 1946 года питался на 4,06 р., а немецкий на 2,94 р. С сентября 1946 г. по декабрь 1947 г. японец получал харчи на 11,33 р, а немец на 6,49 р. С декабря 1947 г. японцев кормили на 11,27 р., а немцев на 6,35 р.
Как ни странно, наиболее тяжелое положение оказалось у японских военнопленных, находившихся в ОРБ (отдельных рабочих батальонах) Министерства вооруженных сил. Оно не признавало директивы МВД, изданные в отношении пленных и «гробило» их нещадно. Как видно из сохранившихся актов проверок, весной 1946 г. рабочий день в ОРБ составлял 10-14 часов, военнопленные III-й группы трудоспособности работали полный рабочий день. Перерывы между приемами пищи составляли до 12 часов и более. Ни один, так живописно описанный современными либералами лагерь ГУЛАГа, такого себе позволить не мог. Уже б на следующий день все лагерное руководство извели бы со свету, если не за жестокое обращение, так за невыполнение производственных планов. А здесь Красная Армия победительница, о ней даже плохо думать нельзя, даже сегодня.
СССР, как бы признавая Женевскую конвенцию от 27 июня 1929 г., считал японцев военнопленными, только тогда, когда, когда ему это было выгодно. Поэтому норму конвенции, о том, что каждый военнопленный имел право в недельный срок после прибытия в лагерь послать сообщение своей семье о своем пленении и состоянии здоровья, начал выполнять лишь с октября 1946 года, через год после пленения. Согласно специальной инструкции для посылки почтовых отправлений военнопленными японцами из СССР была установлена специальная стандартная «почтовая карточка военнопленного» с местом для обратного ответа. Письма отправляемые не на бланках и в другие страны, не принимались. Каждому военнопленному разрешалось отправить своим родственникам одно письмо в три месяца, военнопленным, перевыполняющим норму на производстве, разрешалось отправить два письма в три месяца.
Строительство Фархадской ГЭС. Узбекистан.
Строительство японскими военнопленными моста в Иркутской области.
Японские военнопленные трудились на лесозаготовках, на строительстве жилых и промышленных зданий, на строительстве автодорог. Так, в Хабаровске японцами была построена Высшая партийная школа, стадион «Динамо», большое количество жилых двухэтажных кирпичных зданий в рабочих районах города. В Ташкенте были сооружены Текстильный комбинат, здания Центрального телеграфа и Министерства культуры, театры им. Навои, им. Мукими. А в городе Чирчик — заводы Химмаш и Сельмаш. Ими была протянута высоковольтная линия электропередачи от Бекабада до Ташкента, которая и по сей день обеспечивает электричеством значительную часть Ташкента. Расположенная в Бекабаде Фархадская ГЭС тоже строилась при участии трех тысяч военнопленных японцев. В Приморском крае их силами были сооружены Находкинский торговый порт и Седанкинский гидроузел во Владивостоке, возведены целые жилые кварталы в городах. Работали японцы и на строительстве Байкало-Амурской магистрали, на приисках треста «Хакасзолото», на строительстве Абаканского оросительного канала, на различных промышленных предприятиях. Восстанавливали японцы и шахты Донбасса и предприятия Харькова и Запорожья. Можно еще перечислять тысячи и тысячи объектов, где трудились японские военнопленные. Но, несмотря на огромный выполненный объем различных работ, их деятельность, как и более дешевых немцев в системе ГУПВИ на протяжении всех лет своего существования была убыточной. Вероятно советское руководство, повсеместно цитируя классиков марксизма-ленинизма, так и не поняло сути их трудов, где доказывалось, что рабский труд низкопроизводительный.
«Японское» строительство. Находка, улица Крылова.1947 г.
По воспоминаниям старожилов, гражданское население доброжелательно относилось к пленным, зимой японцы грелись в частных домах, хозяйки поили их горячим чаем, зачастую делились небогатой послевоенной едой, окружая человеческим теплом, в котором они так нуждались. Японцы охотно рассказывали о своей родине, учили русских детей японскому языку, лепили фигурки, вырезали дудочки и делали куклы для местных ребятишек. Большая часть населения Совесткого Союза понимала, что японцы не нападали на СССР и не вели боевые действия на его территории. Следует отметить, что сочувствие местного населения к военнопленным японцам было и производным быстрой победы Советской Армии на Дальнем Востоке с относительно небольшими потерями.
Между японцами и советскими девушками возникали глубокие чувственные отношения, хотя затем им пришлось расстаться. Но зато осталось много детей русско-японского происхождения. Часто русские женщины выходили замуж за японцев и по другим мотивам — те имели деньги и не пили «горькую». Некоторые японцы смогли остаться с новыми семьями, некоторые заочно поддерживали отношения, помогали материально своим детям, некоторые с начала 90-х стали регулярно приезжать к «русским» семьям в гости. Некоторые японцы, выйдя у себя на родине на пенсию, вернулись, живут в одном городе со своими взрослыми детьми, работают, преподают японский язык, обучают детей в музыкальной школе игре на национальных инструментах.
В лагерях, начиная с более позднего времени их пребывания в СССР, соблюдались национальные обычаи и праздники Японии, практиковались самоуправление и самообслуживание, работала художественная самодеятельность, создавались клубы по интересам, и даже давались концерты. Японцы в часы досуга ставили спектакли, разучивали русские песни, которые по своей мелодичности очень напоминали им свои, рисовали картины, а также занимались спортом. Но было это не везде, и не всегда на добровольной основе. За всем этим неприкрыто проглядывается отработанная система ГУЛАГа.
Лагерная самодеятельность.
В Японии вышло большое количество воспоминаний военнопленных, большинство которых подробно описывают жизнь в лагере, трудности, с которыми пришлось столкнуться японцам. Как правило, они сводились к следующим: трудность акклиматизации – непривычный холод для жителей страны, где на большей части территории температура редко понижается ниже нуля градусов; непривычная и некачественная пища, основу которой составляли картофель, капуста, хлеб, отсутствие риса – столь необходимого для каждого японца продукта; абсолютное бесправие военнопленного в лагере; встречавшееся в некоторых лагерях жестокое отношение со стороны конвоиров и обслуживающего персонала лагеря; невозможность в начальный период плена связаться с родными и близкими, отсутствие у военнопленных сведений о них; полное отсутствие информации о дальнейшей судьбе военнопленных и т.д.
Промывка мозгов
СССР был бы не похож на себя, если бы даже случайно залетевшим мухам через границу не промывал мозги советской идеологией. Поэтому в лагерях действовали политотделы. Они организовывал антифашистские школы, курировали выпуск газет и листовок, вёли учёт лояльно настроенных к советскому строю военнопленных, снабжали лагеря пропагандистской и учебной литературой. Работники политотдела регулярно проводили лекции по общественным и политическим вопросам, выявляли дружественно настроенных по отношению к социалистическому строю военнопленных, чтобы в дальнейшем использовать их в качестве политических инструкторов в лагерях. Также японцев активно привлекали как переводчиков при проведении групповых занятий. Некоторые военнопленные искренне проникалась социалистическими идеями, другие лишь притворялись и шли на сотрудничество с администрацией лагерей, чтобы заменить тяжёлый физический труд «просветительской» работой среди заключённых. Кроме того, активное участие в общественной жизни могло ускорить возвращение домой — лояльность к советскому государству была одним из приоритетных критериев при отправке в Японию.
Из наиболее лояльных военнопленных формировались группы активистов, которые проходили обучение в центрах идеологической подготовки в Москве, Хабаровске, Красноярске и иных крупных городах. Затем они разъезжались по лагерям, где уже работали политинструкторами. Правды ради, надо отметить, что многие «активисты» во время возвращения в Японию, оказались за бортом кораблей в море, а доплывшие – в застенках спецслужб.
Занятие по политическому просвещению военнопленных японцев. Картина нарисована одним из узников.
Согласно отчётам, в деятельности «демократических кружков» и «школ военнопленных» было задействовано до 70% всех заключённых. Одним из воспитательных рычагов было организованное во всех лагерях стахановское движение — признанные лучшими бригады получали переходящие знамена. На местах работали клубы, библиотеки, которые комплектовались идеологически верной литературой на разных языках, а также антифашистские комнаты. Все помещения общего доступа снабжались наглядной агитацией — стенгазетами, портретами коммунистических деятелей и т.д. В лагеря поступали переведенные на японский язык эпизоды из биографии Владимира Ленина и Иосифа Сталина, статьи и выдержки из собрания сочинений Ленина в адаптивном для японцев формате.
Еще одним инструментом пропаганды выступала газета «Ниппон Симбун» (Японская газета), которая выпускалась в лагере №16 в Хабаровском крае, а оттуда распространялась в другие лагеря ГУПВИ. Помимо политических статей, направленных на пропаганду идей социализма, здесь публиковались и художественные произведения, также имевшие политическую окраску. Многие военнопленные не воспринимали эту газету всерьёз — как раз из-за её глубокой политизированности. Но для советских идеологов, важен был сам процесс, а не его результат.
В целом большинство японских военнопленных относилось к коммунистической пропаганде довольно индифферентно — посещение политических занятий и показная лояльность позволяли облегчить лагерную жизнь. Однако известны случаи, когда прибывавшие в Японию репатрианты, стоя на борту корабля, вовсю распевали «Интернационал».
Формой пропаганды были и просмотры советских кинофильмов. Перед сеансом выступал инструктор-переводчик с объяснением содержания картины, украшая ее антимилитаристской агитацией. Известны случаи, когда к пленным приезжали и циркачи, и советские артисты. Но это скорее события разовые, исключительные.
Дабы показать результативность своей нелегкой работы, политотделы установили порядок: военнопленные перед отправлением на родину должны были написать коллективную благодарность советскому руководству и, конечно, Сталину. Такие послания вождю оформлялись в виде подарочного подношения в красиво декорированных футлярах или даже на специальных подставках. В Российском государственном военном архиве до сих пор хранится более 200 альбомов, в которых японцы оставляли благодарности Сталину и хвалили жизнь в СССР. Кстати, есть не только альбомы, но и огромное знамя с благодарностью и подписями японских узников. Все буквы вышиты золотыми нитками, которые выдергивали из погон японских офицеров.
И вершиной маразма являлось стремление политработников заполучить от японцев письменные обязательства, что те в Японии будут восхвалять образ жизни в СССР и вступят в Коммунистическую партию Японии. К ним подпрягались оперативные работники МГБ, всячески стараясь взять с японцев подписку о сотрудничестве с советской разведкой после возвращения домой.
Закономерно, что выходцы из низших классов японского общества были более восприимчивы к пропаганде и вербовке, тогда как офицерский состав обычно сохранял свои монархические взгляды. Однако желание советских идеологов, через репатриированных военнопленных запустить вирус коммунизма и агентуру в Японию оказались провальными.
Репатриация
Согласно Женевской (1929 г.) и Гаагской (1907 г.) конвенциям пленных положено освобождать после акта об окончании войны. СССР и Япония, как известно, заключили соглашение о прекращении состояния войны между собой только 19 октября 1956 года. Однако, как уже отмечалось выше, СССР конвенции не подписывал, и выполнял только те их положения, которые хотел.
Колонна репатриированных японцев перед погрузкой в эшелон.
Поэтому репатриацию совершал по неизвестному принципу. Так в 1946 году было отправлено в Японию 18 616 человек; в 1947 г. – 166 200 чел, в 1948 г. – 175 тысяч чел, в 1949 г. – 97 тысяч, в 1950 г. – 1585 чел. Остались в СССР 2988 человек по различным причинам – осужденные задерживались до конца отбывания срока, больные, не пожелавшие возвращаться. Процесс репатриации продолжался до 1956 года. И лишь 23 декабря 1956 года оставшиеся 1025 японцев, осужденных за различные воинские преступления были амнистированы в честь подписания советско-японского соглашения о прекращении войны и отправлены домой.
Отправка японских военнопленных домой. Находка, 1950 г.
Встреча репатриированные японцев дома.
Репатриированных японцев отправляли на Дальний Восток в г. Находку, где пленных встречали и принимали представители союзников: американцы, англичане и представители японской администрации. Чтобы обеспечить доставку репатриированных в порт, МВД издало специальный приказ, которым регламентировались условия перевозки военнопленных, снабжения их одеждой и обувью, питанием, постельным бельём, одеялами. Эшелоны обеспечивать медперсоналом и медикаментами, поддерживались в них нужные санитарные условия. За доставку японцев до момента их передачи органам репатриации несли личную ответственность начальники управлений лагерей. Нательное бельё пленных перед погрузкой в эшелон дезинфицировалось, чтобы не допустить распространения инфекций. Если кто-то в пути заболевал, его снимали с эшелона и направляли в ближайший спецгоспиталь для военнопленных.
Репатриированные японские солдаты в порту Майдзуру, Япония, 1946 г.
Репатрианты дома. 1950 г.
На этом эпопея с «сибирским пленом» не закончилась. У японского правительства остались претензии к советской стороне, часть из них актуальна до сих пор. Так, советские власти не выдали репатриантам справки о работе, как принято в международной практике; в итоге годы плена японцам не учитывались при начислении пенсии. Кроме того, японцы возвращающиеся из советских лагерей, не получали от правительства никаких компенсаций и были поставлены в дискриминационное положение по сравнению с другими своими соотечественниками. Выплат дождались только те, кто дожил до 2009 года. Именно тогда вышел Закон о компенсациях, бывшие узники получили символические выплаты, но родственникам уже умерших военнопленных ничего не полагалось.
Многие японские военнопленные были осуждены уже в лагерях, в основном по 58-й статье — это антисоветская деятельность. В большинстве случаев суд был несправедливым, однако реабилитация таких заключенных началась лишь во второй половине 1990-х годов. Не все пленные в СССР получали зарплату за принудительный труд, и эта проблема тоже долгое время оставалась предметом споров.
В течение многих лет Советский Союз не предоставлял списки погибших японцев и места их захоронения, не давал возможности родственникам погибших посетить кладбища. В течение 90-х гг. часть проблем удалось решить, но далеко не все.
Память
Тех, кто вернулся из советского плена, японские власти тщательно проверяли на предмет наличия советских шпионов. Кроме того, на родине они подвергались репрессиям: было трудно получить хорошую работу, бесплатное лечение и т.д. Более того, практически всю жизнь японцев побывавших в советском плену считали «коммунистами» и соответственно к ним и относились. Хотя виновны ли они в этом?
Японское кладбище в Находке.
На территории СССР, погибшие японские военнопленные захоронены приблизительно в 700 местах. Почти все кладбища находится в запущенном состоянии, большая часть из них давно уничтожена. До 1990-х годов Советский Союз не предоставлял списки погибших японцев и места их захоронения. И лишь в 1991 г. между правительством Японии и СССР было заключено специальное соглашение о перезахоронении останков японских военнопленных в Японии. Для претворения этой акции в жизнь необходимо было определить места захоронений и количество захороненных военнопленных. Но Союз развалился, и договор остался невыполненным.
В настоящее время живы около 200 тысяч человек из числа находившихся в плену. В Японии они объединены почти в 60 общественных организаций. Теперь по их инициативе группы японцев разъезжают по территории бывшего Союза и пытаются сделать то, что не сделало их правительство: забирают домой останки, редким памятником увековечивают память погибших. Сейчас несколько десятков памятников японским военнопленным, установленных японцами своим соотечественникам, раскидано по необъятным просторам бывшего СССР.
Памятник японским военнопленным в Бийске.
Остатки памятника японским военнопленным в Барнауле, установленного в 1996 году. Сейчас не хватает колоколов, которые висели в проемах, и должны были рассказывать живым о погибших.
Сектор захоронений японских военнопленных на Центральном кладбище Хабаровска.
Мемориальный парк мира в Краснофлотском районе Хабаровска, разбит на месте бывшего лагеря и кладбища японских военнопленных.
Мемориальное сооружение на кладбище японских пленных в Алматы.
Памятник японским военнопленным в «Старом парке». г. Кентау, Казахстан.
Памятник японским военнопленным в Черногорске, Хакасия.
Памятник в Красноярске.
Памятники в Находке.
На тихой Ташкентской улочке Яккасарайская, расположен дом, который внесен во все справочники и путеводители по странам Центральной Азии, которые издаются в Японии. Это единственный музей на территории бывшего СССР, посвященный пребыванию на территории Узбекистана, японских военнопленных солдат времен Второй мировой войны. Документы, фотографии, предметы быта тех лет, выставленные в музейной экспозиции, дают представление о том, как проходила жизнь двадцати трех тысяч солдат и офицеров бывшей Квантунской армии, неожиданно для себя оказавшихся в далекой азиатской республике.
Памятная стела на музее.
И в заключение. Все постановления ГКО СССР и нормативные акты органов исполнительной власти в отношении военнопленных японцев носили гриф «совершенно секретно». Как вы думаете, для чего это было сделано?
По материалам сайтов: https://ru.wikipedia.org; http://dailybiysk.ru; https://tvrain.ru/ http://waralbum.ru; http://russian7.ru; https://mikle1.livejournal.com; https://rus.azattyq.org/ https://news.rambler.ru; http://www.warmech.ru; https://www.crimea.kp.ru; http://warspot.ru; http://www.memorial.krsk.ru.