После разгрома Вермахтом под Вязьмой войск Западного и Резервного фронтов, 15 октября 1941 года Государственный комитет обороны СССР принял постановление «Об эвакуации столицы СССР г. Москвы». Из столицы в строчном порядке стали выезжать центральные органы власти Советского Союза, иностранные посольства, руководство министерств и ведомств. Они делились пугающей информацией со всеми знакомыми, и известие об оставлении города распространилось мгновенно. Началось что-то неописуемое. Утром паника в Москве достигла наивысшего предела. Кроме того, сведения Совинформбюро: «в течение ночи 14-15 октября положение на Западном направлении фронта ухудшилось. Немецко-фашистские войска бросили против наших частей большое количество танков, мотопехоты и на одном участке прорвали оборону» усилили страх.
Не добавило уверенности москвичам и минирование Москвы, которое проводилось, согласно решению ГКО от 8 октября 1941 года. На глазах горожан к уничтожению были подготовлены 1119 предприятий Москвы, из них 412 оборонного значения. Для осуществления плана по минированию в каждом районе города были образованы «тройки» руководящих работников, отвечающих за проведение «спецмероприятий», и не особо умевших хранить тайну.
Брошенные на Курском вокзале партбилеты и учётные карточки, личные карточки на руководящих работников МК, МГК, облисполкома и областного управления НКВД, а также на секретарей райкомов города Москвы и Московской области. 18.октября 1941 г.
Первыми, опережая дипломатический корпус и правительство, из столицы бежали «главные большевики» — сотрудники ЦК ВКП(б). Несколько дней спустя опустевший дом на Старой площади осмотрели сотрудники правительственной охраны и обнаружили горы недожженных секретных документов, брошенную одежду и даже продукты, которые уже на то время были дефицитом. Утром 16 октября в Москве впервые с 1935 года не открылись двери метрополитена. Поступил приказ демонтировать и вывезти все оборудование. Не работавшее метро было последним аргументом в слухах о сдаче Москвы. По радио выступил председатель Моссовета Василий Пронин, но его речь была вялой и не отвечала тревожной обстановке: службы города, сказал он, работают нормально, музеи, магазины, банки функционирует. Однако, люди вышли на улицы и увидели, что метро закрыто, трамваи не ходят, над городом повис дым, — во всех учреждениях жгли документы и архивы. Вскоре разнеслись слухи о немецких танках, ворвавшихся в Химки (танки Гудериана действительно 17 октября прорвались в Химки, в 19 километрах от центра Москвы), а также о том, что на Ленинградском шоссе, в 15 километрах от Кремля идет бой с колонной немецкой мотопехоты. И хотя впоследствии, в организации паники обвинили немецких шпионов и провокаторов, истинными зачинателями паники были представители власти – как центральных органов, так и самых мелких местных. Многие из них со своим личным имуществом и ворованными деньгами, на легковых и грузовых автомобилях «ломонулись» из города, создавая немыслимые заторы на дорогах. По неполным данным военной комендатуры Москвы, из 438 предприятий, учреждений и организаций убежало 779 руководящих работников. Они похитили полтора миллиона рублей, украли ценностей и имущества на сумму более миллиона рублей, угнали почти 100 легковых и грузовых автомобилей.
Москва бежит.
Город обезумел от страха. Организованная эвакуация превратилась в тотальный побег. На железнодорожные станции, которые были забиты людьми, эвакуированными со своими предприятиями, вход был только по пропускам. Ночью и днем 16 октября с московских тюрем продолжали вывозить заключенных за город на расстрел на полигон «Коммунарка»; только с Бутырской вывезли 136 человек. На заводах и фабриках рабочие уходили, кто куда, уезжали семьями в деревни, забирали казенное имущество. Начальство тайком ночью на машинах «эвакуировалось» в глубокий тыл. На предприятиях наблюдались случаи нападений, избиения рабочими бегущего начальства, ограбление багажа, повреждения автомобилей. Аптеки, поликлиники, магазины, лавки, всё было закрыто. Городской транспорт — трамвайные, троллейбусные и автобусные линии не работали. Москву не топили. Москва бросила работу, грабили магазины и продовольственные склады, грабили квартиры, милиция бездействовала. На улицы беззастенчиво спускались сброшенные с неприятельских самолётов листовки с надписями, вроде такой: «Москва не столица. Урал не граница».
Плакат, появившийся после Московской паники.
17 октября по радио выступил первый секретарь Московского горкома ВКП (б) Александр Щербаков, более или менее убедительно разъяснил необходимость эвакуации некоторых учреждений и промышленных предприятий, решительно опроверг слухи о готовящейся сдаче столицы, призвал москвичей защищать столицу до «последней капли крови» и сказал самое главное, что Сталин — в Москве. Порядок в городе начали возвращать силовыми методами, в том числе расстрелами, только с вечера 19 октября, введя в Москве осадное положение. В каждом районе Москвы были созданы комендатуры. Москва в те дни производила впечатление вымершего города. Постепенно заработали заводы и фабрики, рабочие встали к станкам, все остальные трудоспособные были мобилизованы на строительство укреплений на подступах к Москве. Витрины магазинов были забиты досками и фанерой, загорожены мешками с песком. Москва, пережив панику, готовилась к обороне. Однако, население города к 1 декабря 1941 года с 4,5 миллионов сократилось до 2,5 миллионов человек. И к этому сокращению приложила руку не только эвакуация, но и Московская паника.
См. также: Фото | СССР. Москва во время войны